Бессердечно влюбленный  - Маргарита Ардо

– Не надо, – сказала ему по-русски. – У меня всё есть.

– Надо, – сказал Михаил.

А продавщица – та, что постарше, надела на мою ступню замшевое произведение искусства на тонком каблуке, на которое указал мой биг-босс.

– О, вы русские! У меня прабабушка из России, – заулыбалась она и добавила по-русски с акцентом: – Идеально.

– И вторую, – сказал Михаил, увлечённо приопускаясь на колено на красный ковёр и доставая из коробки красную туфельку. Его щеки и губы ещё больше раскраснелись. Как и мои. Называется, почувствуйте себя Золушкой в красной-прекрасной комнате. Я думала, что смутиться сильнее невозможно, но была неправа. Ибо меня затопило удушливой волной, потому что он сам надел туфельку на мою ногу, освободив от старой. Аккуратно приподнял пятку и обхватил пальцами щиколотку. Я сглотнула и поспешно поджала ноги, только спрятать их от его горящих глаз было некуда.

– Не нужно. Я не буду… – Я попыталась снять туфли. – Мне вообще больше другие нравятся, поудобнее, – показала на те, что были дешевле.

Пусть не думает, что я его раскручиваю, и в мыслях не было… И так неловко!

– У нас все удобные, – обиженно заявила продавщица. – В этом особенность нашей марки.

– Эти красивые, – сказал Михаил с восхищённой улыбкой.

– Нет, лучше другие! – ответила я, решив хоть в чём-то настоять на своём, словно это был последний редут.

– Прекрасно! – рыкнул он. – Значит, мы берем все её размера!

– Нет!

Я вспыхнула и бросилась на улицу. Мне нужен был воздух! Слишком горячо было внутри. И влажно там, где не должно… А туфли действительно были удобные, несмотря на каблук. Ноябрьский вечер охладил горящие щеки, словно контрастный душ.

«Приходи в себя! Приходи в себя, Вика! Это плохо кончится!» Я замялась. Идти прочь? Стоять? Как, чёрт возьми, поступают в таких случаях?! Если директор сошёл с ума, и я, кажется, тоже… В чужом городе. Усатый водитель с улыбкой распахнул передо мной дверцу в салон. А с тыла продолжилась атака. Кажется, в шахматах такое положение называют цугцвангом… Михаил поймал мою кисть, немного развернул меня к себе и спросил:

– Всё хорошо?

– Всё неправильно… – Разве я могла ему сказать, что уже почти не контролирую себя, что он играет не по правилам. Или существуют только его правила?

– Правильно. Сотруднику в командировке компания обязана возместить ущерб. В моём лице. – И улыбнулся, окончательно обезоруживая меня.

– Это было лишним…

– Ничуть. Поедемте.

– А теперь куда? – растерялась я.

– Домой.

Правильно. Хватит Парижа с его улицами и перебором романтики! Холодный душ, закрыться в комнате и спать. Завтра он снова станет удавом и заставит меня работать, как машину. Это только Париж, только вино в наших головах! Утром выветрится. А туфли можно сдать. Хоть и жалко…

Но Михаил снова сел рядом со мной на заднее сиденье, взял меня за руку и поцеловал. А я опять не смогла сказать: «Нет»…

* * *

Мимо проплывали огни, набережная Орфевр, Сена, но разве они имели сейчас какое-то значение?

Мои глаза закрывались, губы, волосы, лицо – всё было его. Без спроса, но уже отданное. Всё было наваждением: его запах, руки, блуждающие по моей спине, талии, бёдрам, электричество, пробегающее по телу волнами пульсаций. Казалось, так не бывает, потому что никогда не было. Внутри всё дрожало и плавилось… Щедрый на поцелуи и лёгкие прикосновения, сменяющиеся напором, Миша оказался чудесно нежен. Чувственные пальцы касались шеи, мочки уха, чуть сдавливали от жадности и снова отпускали. В этом было столько силы, дыхания и той самой химии, о которой часто говорят, но редко встречают… Когда два запаха, два дыхания смешиваются, и уже невозможно остановиться. Когда не нужно слов и причин, и есть одно лишь желание – пожертвовать разумом до конца.

Машина повернула, я ненароком размежила веки и увидела мерцающую голубыми лампочками Эйфелеву башню – я, должно быть, сплю… И вдруг поняла, что нет! Сейчас будет Трокадеро, пару поворотов, и улица Грёз, а потом лифт на верхний этаж, и спальня, в которой столько подушек… А ещё – окатило, словно холодным душем, – там остались ноутбуки с презентацией. Про насосы, насосные группы, производство которых Миша хочет наладить. Дыхание перехватило: он же мой начальник!

Я резко отстранилась от него. Миша раскрыл глаза, моргнул недоумённо. Красивый, зачем он такой красивый? Но память уже подбросила мне офис, заплаканную Алису, и Даху, мои намерения и образ удава, каменного, жёсткого, как паровой каток… Сейчас он был другим человеком, но это иллюзия. На самом деле я его совсем не знаю. Дрожь пробежала по моей спине… – я и правда не знаю его, настоящего. Михаил привёз меня в Париж только ради переговоров. И вспомнился разговор перед этим, не приятный и даже немного странный.

Стыд перехватил горло: о, Боже, что я ему позволила?! Как говорил Пушкин: «Пора, красавица, проснись!».

Миша снова потянулся ко мне. Я отодвинулась и выставила между нами ладонь.

– Мы должны остановиться, – сказала я, слыша свой голос будто со стороны.

– Ладно, – он откинулся на спинку сиденья. Облизнул припухшие губы и посмотрел на меня не очень адекватно: – Зачем?

– Я не могу так, прости… – Дыхание во мне было таким горячим, будто я – дракон.

– Я тебя обидел? – В зелёных глазах – беспокойство и непонимание.

– Нет. Но всё, на этом всё! – воскликнула я. Распрямила плечи, чтобы понял: я не шучу и не выделываюсь. Я решила подвести черту дозволенного, проложив её, как самурайский меч между нами.

– Я не понимаю…

– Понимаешь! – с нажимом сказала я и отодвинулась к самом окну – для верности. – Мы здесь в командировке. Для переговоров.

– Хорошо, – сипло сказал он.

Автомобиль остановился у подъезда. Миша вышел, одёрнул куртку, почти по-гусарски. Подал руку, но при этом зыркнул на меня так, что я порадовалась, что у него нет сабли. Обиделся.

В моих губах покалывало. Они были не согласны с моим решением, как и биг-босс. Я тихо вздохнула: и всё-таки это неоправданный риск – ночевать с ним в одной квартире, особенно после таких поцелуев. Зачем? Зачем я позволила ему это?! Зачем растаяла сама?!

Чёрт, и водитель уже уехал. Скользнула взглядом на часы на запястье Миши: скоро одиннадцать! Ничего себе! А казалось, мы всего пару часов в Париже…

Двери лифта открылись, и мы поехали наверх. Я кусала губы, сжимала напряжённо в пальцах лямку сумочки. Он заметил.

– Я ни к чему не стану тебя принуждать, – всё ещё хрипло сказал он. – Это не в моих правилах.

– Спасибо… – тихо ответила я. – Это благородно с вашей стороны.

– Снова на «вы»? – усмехнулся Миша, и его лицо привычно закаменело.